Отрывок из книги "Воспитанник Шао".

Четыре руки мощью бесшумных молний сплелись в лобовых ударах. Рус решил не уступать. Опережая дикаря на мгновение мысли, он заставлял того больше времени уделять защите. Но кистевое блокирование было на высоте у обоих. И когда удары с прямых перешли на боковые, отвлекающие, обводные и волнообразные, то мастерство обороны позволяло все атаки сдерживать на относительно безопасном расстоянии.

Враг был силен. Силен, как античный бык цесарских кровей. Русу приходилось вести поединок полным отключением прямого сознания; не допускать ошибок или замешательства при выполнении всего комплекса защитных, атакующих движений и приемов. Все мощные удары противника оставлял в воздухе, работая на уклонах и уходах, чтобы не быть сбитым с ног самой мощью движения врага.

Через полминуты противники отступились.

…Откуда мог быть этог дикарь? Кто привел его по следу? Из какой школы он? А может быть, монастыря? Движения незнакомца не были теми приемами наивной правдоподобности, которыми грешат многие школы Китая. Здесь все шло на удар, на поражение. Почти исключены удары кулаками. Только пальцы и только в самые уязвимые места. А пальцы у дикаря были под стать веткам: сухие, толстенные, несгибающиеся. Многие удары приходилось сдерживать подставкой ребра ладони между пальцами врага. И то тот силой массы заставлял Руса отгибаться назад или делать шаг отступления.

Но сейчас они стояли друг против друга, обдумывали очередные приемы и комплексы нападения. Никто не показал вида озабоченности или удивления искусством соперника.

Все по новой, с изначального.

Первым атаковал неизвестный. Но Рус встретил его такой концентрированной мощью и молниеносностью серии защиты, что буквально сам через двенадцать ударов противника перешел в нападение, заставляя того отступать и применять финтовые движения головой, чтобы не пропустить разящего выпада в глаза или горло…Сорок секунд.

Снова остановились. Рус почувствовал, что значит вести бой на полной безэмоциональной высоте, не терять излишней энергии. А уходило ее много. Даже сейчас, когда стоишь и выжидаешь.

После минутного стояния противники стали мелко переступать, выбирая удобную позицию и выгодное положение на местности. Началась игра нервов. Каждое движение врага строго контролировалось противной стороной. И каждый замысел расшифровывался, упреждался в сознании другого. Маневренное противостояние длилось долго — около минуты.

В очередной раз неизвестный со звериным оскалом бросился вперед. Атаковал одними ногами. Эти удары Рус не блокировал. От таких бетонных махов можно лишиться целостности костей рук и ног. Приходилось уклоняться, финтами крутиться, изворачиваться, оставляя противнику разреженное пространство пустого эфира. Видя пассивность, тот начал энергичней и быстрей атаковать. Монах оставил ему полную свободу передвижения. Сам только, как маятник или волчок, качался, извивался в корпусе, не позволяя дотянуться устрашающим ударам титана. Наконец Рус извернулся после махового бокового удара врага через спицу, в выпаде сблизился с ним. Решительная атака руками, и уже дикарю пришлось активно защищаться. Монах понял: неизвестный отдал значительные силы и теперь на скорости стремился достичь превосходства — сблизиться, поразить глаза свирепого врага. Но тот скоро принял низкую стойку и уже не отступал.

Остановились… Пятьдесят секунд.

Подсекать ноги низко стоящего врага было бессмысленно. Он стоял как вкопанный, вваренный в землю. Рус сделал шаг назад. Усталость навалилась на плечи тем весом, который опускаться может только с небес. Ноги деревенели. Руки требовали отдыха, сердце — равномерности в дыхании.

Выпрямился и противник.

Они ничего не достигли: ни полшага к победе, ни четверти, ни прочих мелких делений слагаемых положительного результата. Только устали. Шесть минут, а той энергии, что имелась, как не бывало.

И это двое тренированных.

Рус не понимал себя. Пусть с его стороны многонедельное скитание не позволяло иметь высокую форму. Но он выспался и это считал основным в своем физическом тонусе.

А враг?

По-видимому выжидает, когда Рус выбьется из сил.

Постоянно держа противника в поле зрения, Рус расслаблялся, давал поочередно отдых определенным группам мышц. Тот тоже делал похожее. Так они держались минуты три, каждый по-своему готовясь к нападению.

Но теперь Рус пошел первым. Шаг, и снова узловатые руки коварными движениями сцепились в бешеной пляске ударов и блоков. Перетряска обоюдных махов длилась чуть ли не минуту. И когда монах почувствовал, что требуется передышка, неожиданно для себя всадил неизвестному ногой в пах. Все так ввязалось в работу рук, что этот удар в полной мере оказался откровением и для врага. Тот от силы движения откинулся назад. Но не было заметно, чтобы этот удар нанес вред. Нога стукнулась как бы в плотный ящик. Противник вскочил, но не приближался. Обоим снова требовался отдых. Требовалось время на размышление, осмысливание. Только глаза не отводились в сторону, только мысль назойливо трепала внешность соперника, выискивала изъяны.

Это был уже измор. Дальнейшее продолжение схватки нервы оставляли интуиции, выносливости, воле. Земное не поддавалось исчислению, что-то свыше никому не приходило. Ни у того, ни у другого не имелось цели, ради чего стоило так зверски уставать и яриться друг на друга. В секунды высвобождались огромные запасы энергии.

…Только за свою жизнь?..

Но сейчас, когда руки и ноги дрожали от усталости, сковывало инициативу, об этом почему-то меньше всего думалось. Кому что надо? Рус не знал этого типа и не знал, что тому от него надо.

…Странно…

Оставалось стоять и ждать исхода боевого озарения. Прозрения. Сейчас Рус не смог бы ответить себе, выдержит ли он очередную атаку крага.

Тот безумел. Безумел от того, что не закончил поединок, исход которого не вызывал в нем иного решения. Зрачки начали выпукло вращаться. Пасть скалилась, и кривые, выщербленные зубы выставились наружу.

Дико взвыв, он взметнулся в яростном прыжке на монаха. Но Рус мгновенно исчез с этого места. Второй прыжок — пустота. Третий — ничего. Четвертый ураганом рассек воздух: Рус, как тень, исчезал привидением. Словно неземной, появлялся в стороне и, словно холодный чурбан, ждал продолжения. Еще несколько прыжков. Но стопы врага находили только землю при приземлении. Больше он уже не прыгал. Коротко передвигаясь, начал приближаться, подготавливающе вращая кистями рук. Рус решил сохранить дистанцию, не позволять противнику опасной близости. Тот ярился, торопился.

В конце концов Русу не нужна была смерть, незнакомца. Пусть гоняется. Вымотает его на маневрировании. Около двух минут тот преследовал короткими переступами. Наконец сплюнул тягучий желтой слюной и топнул бешено ногой. В глазах злоба, но более ничего поделать не мог. От этого багровел, пена выступала на губах.

От долгого напряжения и Рус почувствовал, как у него туман застилает сознание, теряется острота взгляда. «Неужели мои силы на исходе? — непонимающе вопросил себя. — Неужели слабость столь явна, что не позволяет проявить все то, что в тебе имеется? Не может быть, чтобы вот так скоро сдался. Где же моя истина? Моя цель? Моя доля? Почему непонимание сковывает жизненные силы? Бренное сознание не даст полной воли организму? Зачем тогда оно, если не может отстоять себя, свою память, свое будущее.»

Слепой тенью метнулся Рус к убийце. С остервенением загнанного гонял всю костно-мышечную массу врага по небольшой площадке у подножий гор. Опережал, заставлял ошибаться. Несколько ударов нашли корпус врага. Но там, словно мервая кожа носорога: продавливалось немного и больше ничего. Лицо, глаза врага было не достать.

Рус выбился из сил. Остановился.

Остановился и противник.

Энергии не оставалось. Трудно разобраться, что в глазах. Но упорство взгляда еще сохранялось. Сохранялась защитная стойка. Никто не хотел отступать. Но и никто не мог уже нападать с полной концентрацией. Минуты текли соленым потом по их разгоряченным, поцарапанным телам. Сползали слезы напряжения по щекам и губам. Перенапряжение выходило наружу.

Даже чудовищной силы противник, бычий оборотень не мог спокойно стоять, колени дрожали, крючковатые пальцы мелко тряслись. Желваки ходуном ходили по искаженному лицу, мышцы на шее комками сводило в узлы, вызывая гримасы недовольства.

Да, сбитые в камни мышцы врага сдавали из-за своей тугой силы, не выдерживали длительного напряжения нервов.

Рус сознавал слабость врага и решил в последний раз броситься в атаку. Задавить имеющейся скоростью, пока у того продолжало еще периодически сводить мышцы. Но незнакомцу удалась тактика, примененная до этого монахом: он отступал, увертывался, сохраняя дистанцию боевой близости.

Рус понял это, остановился. Остановился и враг.

Монах смотрел на него, но сил в победном выкрике броситься вперед не было.

Убийца сделал шаг назад. Рус посмотрел на него, тоже сделал шаг назад. Неизвестный дополнительно отступил. Сделал шаг Рус. Тот — два шага. Так они медленно отходили друг от друга, пока не стали неразличимы их лица.

Сели.

Рус отрешенно смотрел на сидящего вдали врага и все не мог осмыслить: с какой целью тот возник на его пути? Что думал тот, он не знал. Неужели в жизни должно быть так, что-то происходить, чтобы потом всю жизнь теряться в догадках и сомнениях. Неужели жизнь, как и Вселенная, — загадка без ответов?

Рус медленно поднялся. Побрел другой дорогой.